Рожденный в СССР
Став богатым человеком
во Франции, гроссмейстер Борис Спасский до
сих пор ностальгирует по социализму.
Десятый чемпион Мира
по шахматам Борис Спасский проездом
посетил Самару. В 18 лет Спасский стал
одним из сильнейших гроссмейстеров мира,
чемпион Мира с 1969 по1972 год. По
приглашению президента шахматной
федерации Поволжья Вадима Ульянова он
заехал в клуб “Ладья", где оставил
запись в книге почетных гостей и дал
интервью корреспонденту “Самарского
обозрения”.
Вы сказали, что в Самаре раньше не
бывали и ваши знания о ней
ограничиваются теми общими сведениями,
которые вам успели сообщить по дороге с
вокзала. Почему же вы решили сюда
приехать?
Почему, я и сам не знаю. Мы втроем
совершаем путешествие по стране. Это уже
повторное путешествие, первое было
ровно год назад. Тогда мы проехали по
Уралу, Дальнему Востоку, с заездом в
Красноярск. Это, если так можно
выразиться, наша русская миссия
шахматной помощи.
Кто с вами?
Гроссмейстер Евгений Свешников,
который прославил свой город Челябинск
на весь мир и Юрий Балашов, известный
своими спортивными успехами и
пятилетней работой с Карповым. Это два
крупнейших шахматных специалиста. И вот
сейчас, когда вы знаете, в стране погром
идет, страна продолжает катиться вниз,
мы решили хоть что-то сделать для России.
С тех пор, как вы уехали во Францию,
часто бываете в России?
Я начал приезжать в 1997 году.
А до этого вам был запрещен въезд?
Нет, не запрещен. Просто я чувствовал,
как что-то готовиться против страны, и я
боялся как бы прикасаться к этому.
Вы считаете эти перемены негативными?
А вы не знаете, что в стране происходит?
Знаю. Но разные люди к этому относятся по-
разному. Нет, ну простите, была вторая
страна мира, а сейчас просто колония
американская, на 500 - м месте в мире.
Вы говорите о шахматном мире?
Нет, о мире вообще. Меня волнуют не
только шахматы.
Во Франции чем сейчас занимаетесь?
Шахматами, я профессионал.
В каком возрасте вы приобщились к
шахматам?
Начал играть в пять лет, а в девять
стал полупрофессионалом. Мы с мамой и
младшей сестрой жили очень бедно. Белый
хлеб я впервые попробовал в “Артеке”.
Летом ездил в шахматный клуб на
Кировских островах босиком – обуви не
было.
Кто был вашим первым учителем?
Владимир Зак, воспитавший еще двух
претендентов на мировую корону - Виктора
Корчного и (почти через пятьдесят лет)
Гату Камского. Он стал заниматься со
мной дома, индивидуально. И так он всегда
делал, если кого-нибудь с талантом видел.
Он жил этим, загорался. Конечно, мог и
ошибиться, но работал, и помногу - в ущерб
себе, своей семье. Первый раз в жизни я
был в Опере тоже с ним. Сделал он для меня
тогда еще одно огромное дело - я стал
получать стипендию. Материально это
значило для нашей семьи неимоверно
много, и мы смогли немного вздохнуть. За
одно это я благодарен ему безмерно, и
семье его и сейчас помогаю.
Вы сказали, что в девять лет стали
полупрофессионалом. Что вы имеете ввиду?
В девять лет я пришел в Ленинградский
дворец пионеров и очень быстро стал
перворазрядником. А в 19 вошел в пятерку
сильнейших шахматистов мира, это было на
турнире претендентов в Амстердаме.
В 1969 году вы отобрали мировую
шахматную корону у Тиграна Петросяна, вы
смогли стать героем нашего времени, как
другие чемпионы мира, скажем, до Вас
Ботвинник и Петросян, а после Карпов и
Каспаров.
Да, мой тренер, мудрый донской казак
Игорь Бондаревский сказал мне после
матча, что теперь я должен получить
какую-то защиту вступить в
коммунистическую партию, сменить
Петросяна на посту главного редактора
“64”, съездить на советско-китайскую
границу на остров Даманский - там тогда
стреляли, потом найти важных людей на
самом верху, и тогда я буду в полном
порядке. Но я ответил: “Нет, батя, это все
не по мне”.
Почему вы проиграли Петросяну первый
матч, кажется, уже тогда вы были сильнее?
В 1966 году я еще был нищим человеком, а у
Петросяна - обширные связи, защита,
капитал. Ко второму матчу я уже
несколько поправил свои материальные
дела: выиграв крупный турнир в Санта-Монике,
получил баснословную для того времени
сумму - 5 тысяч долларов, и мог
расплатиться с тренерами, в общем, не
умирал с голоду.
Разве гроссмейстеры тогда не были
обеспеченными людьми?
Большинство - нет. И, прежде всего из-за
Ботвинника - он, а вместе с ним и вся наша
государственная машина
пропагандировали, что шахматы - это не
профессия. Отправляясь на соревнования,
мы получали только суточные. Кое-какие
льготы, правда, были. Ботвинник
рассказывал, что после победы в
крупнейшем довоенном турнире в
Ноттингеме он получил участок, причем на
соответствующей бумаге стояла подпись
Берии. Затем, чтобы построить дачу,
Ботвинник должен был ехать в Кандалакшу
давать сеанс одновременной игры, и таким
образом через директора предприятия он
привез вагон стройматериалов.
Ваш взгляд на изменения, про исходящие
в шахматном мире?
Полный бардак! Прежняя фидевская
пирамида была хладнокровно разрушена.
Не последнюю роль в этом разрушении
сыграл и Каспаров. Действия Кирсана
Илюмжинова по реформированию приведут к
более глубокому падению уровня наших
шахматистов. Раньше, при классической
системе, чемпион три года царствовал. Я
вот мечтал о чемпионстве, думал, что
попаду в Кремль. Тогда у меня была идея
создать шахматное кафе, куда любители
игры могли приходить, съедать по
маленькой яичнице и выпивать рюмку
водки. Только была проблема с продуктами.
Вот я и хотел заиметь блат в Кремле,
чтобы оттуда выписывать хорошие
продукты для игроков.
Как вы оцениваете сегодняшнюю
расстановку сил на шахматном Олимпе?
Я высоко ставлю Каспарова и Карпова,
который, возможно, даже выше по таланту,
но Каспаров мне ближе по стилю - в
позициях, где Гарри владеет инициативой,
он великолепен. И конкурентов у него
сегодня я не вижу. Ананд? Он, знаете ли,
такой слишком солнечный, сияющий. Чтобы
стать чемпионом мира, нужно быть немного
варваром, у вас должен даже быть развит
инстинкт убийцы. В профессиональном
спорте это неизбежно.
Кто для вас был самым неудобным
соперником?
Самым неудобным соперником для меня
всегда был и остается Карпов. Он меня
громил со страшным счетом. Мне всегда
очень трудно играть, если я к человеку
испытываю некоторое чувство
брезгливости. К Анатолию Евгеньевичу я
испытываю чувство некой неприязни. Этот
психологический барьер я так и не смог
преодолеть за свою спортивную карьеру.
Подобное явление весьма распространено
среди шахматистов. Я его называю
комплексом Капабланки, страдавшего от
подобного психологического дискомфорта.
Какие награды вы получали за свои
успехи в Советском Союзе?
Самую большую правительственную
награду - орден - мне вручили после
победы над Ларсеном, который в то время
считался непобедимым шахматистом.
Призовой фонд той встречи был 250
долларов. За победу в 1969 году над
Петросяном и титул чемпиона мира мне
выдали премию 1000 рублей. До этого в 1965
году я получил медаль “За трудовую
доблесть”, будучи студентом
филологического факультета
Ленинградского университета. Причем
вручили ее одновременно с выговором
деканата за то, что я играл на
международном турнире и не участвовал в
сельхозработах. Самым большим моим
гонораром стали призовые матча с
Фишером. Призовой фонд составил 250 тысяч
долларов, и мне после поражения
причиталось 100 тысяч. Если продолжать о
титулах, то я еще являюсь почетным
железнодорожником страны. Это звание
мне присвоили в 1969 году потому, что
долгие годы я защищал честь спортивного
клуба “Локомотив”.
Борис Васильевич, говорят, вы хорошо
отзываетесь о Фишере, поскольку он
дважды дал вам возможность крупно
заработать, особенно в 1992 году, когда
призовой фонд вашего матча составлял 5
миллионов долларов.
Я тоже дал ему возможность заработать.
Все-таки в 1972 году в Рейкьявике я был
чемпионом мира, а не он.
Почему вы тогда не хлопнули дверью
после демаршей Фишера в начале матча?
Могли бы еще на три года остаться
чемпионом.
Я дважды мог красиво уехать из
Рейкьявика. На этом настаивал
председатель спорткомитета Павлов. Но я
полагал, что должен бороться.
Тем не менее у вас с ним (Фишером - В.С)
сохранились хорошие отношения, вы даже
назвали его “нашим профсоюзом”.
Он же никаких моральных норм не
переступал. Больше того - заботился об
условиях проведения матчей, о гонорарах,
воевал с организаторами соревнований.
После 1972 года Фишер надолго исчез из
поля зрения общественности. Вы
поддерживали с ним отношения?
Иногда он мне звонил. А в 1992 году
предложил сыграть матч.
А где Фишер находится сегодня?
В подполье, как обычно. По
американским законам, если он вернется в
США, то должен пойти в тюрьму на 10 лет и
заплатить 250 тысяч долларов штрафа,
поскольку проигнорировал запрет играть
в Югославии. Ходят слухи, что он иногда
играет в шахматы в Интернете.
Как вы относитесь к так называемым
продвинутым шахматам, к использованию
компьютера в игре?
Я могу сказать, что когда я недавно
начал анализировать с одним игроком
сложную позицию, и он использовал
компьютерную программу, кажется, это
была “Фритц-5”, то мне было очень
интересно смотреть. Одно дело, когда
шахматист анализирует партию, он сразу
сосредотачивается на главном, смотрит,
что ему нужно. Другое дело - компьютер.
Очень сложно понять, как все это
происходит у машины. Иногда компьютер
делает сумасшедшие ходы, которые игроку
и в голову не придут. Вот это, я думаю,
очень интересно. Но что такое
продвинутые шахматы? Разве бывают какие-нибудь
задвинутые? Скорее, быстрые или
медленные. Но для какой-то их
классификации я уже, наверное, не
подхожу.
Вы играете в шахматы с компьютером?
Я отказываюсь иметь дело с
компьютером. Его создал человек, значит,
у человека есть преимущества. Машина
должна быть слугой.
Во времена вашей молодости интерес к
шахматам в СССР был огромен и сравним
разве что с интересом к футболу. Как вы
оцениваете сегодняшнюю ситуацию?
Думаю, интерес к шахматам будет всегда.
Если мы хотим развивать молодежь, то
шахматы являются замечательным делом,
поскольку помогают становлению
личности, учат самостоятельно мыслить.
Неслучайно - на какое-то время шахматы
были запрещены в тоталитарном Китае, а в
Иране - на 10 лет. По сравнению с другими
играми, играми на уничтожение, в которых
вы просто сокрушаете противника и на
этом все кончается, шахматы просто
гениальная вещь. Только в них есть
понятие короля. Назовите другую игру, в
которой есть нечто подобное. Ну,
китайские шахматы, но в них играют не так
много людей. Да и сам Китай сейчас пошел
в сторону Запада и хочет покорить
европейскую шахматную культуру. Так что,
когда американцы прислали мне проект
как их-то улучшенных шахмат - там играют
трое или четверо - я сказал: “Извините,
не имею права заниматься такими играми”.
Вы многих выдающихся шахматистов
повидали на своем веку. Кто из них
произвел на вас сильнейшее впечатление?
Кого-то одного не смогу назвать. В
разное время - и Фишер, и Карпов, и
Каспаров. А вот стиль Ботвинника на меня
не производил впечатления. Мне просто
скучно было его смотреть. Как личность
моим кумиром был Пауль Керес. Он
выглядел Гулливером в стране лилипутов.
Скромный, высочайшей культуры человек,
Пауль Петрович никогда себя не
выпячивал, хотя сделал в шахматах
чрезвычайно много.
Вас называют русским патриотом,
умеренным националистом. Судя по всему,
Францию вы не очень жалуете, если зовете
ее Басурманией. Как вы себя там
чувствуете и почему не вернетесь на
родину?
Чувствую себя как в командировке,
правда, с хорошими суточными. Я живу во
Франции с 1976 года. Я не хотел повторять
судьбу Алехина и Боголюбова, которых
преждевременно сломала политическая
система СССР. Но игрок я универсальный:
имею двойное гражданство. Мой отъезд
сопровождался рядом провокаций:
проволочки с документами, ограбление
квартиры перед отъездом, постоянные
проверки на улице, личной жизни - у меня
третья жена. Наше знакомство напоминает
детективную историю. Моя будущая
супруга работала в торговом
представительстве Франции в Москве. Как
однажды хорошо сказал Геллер, мне в
тяжелый момент удалось спрятаться под
французской юбкой. В Москве нам пришлось
выдержать натиск нашей любознательной
организации - КГБ, а во Франции местной -
ДСТ (секретная полиция). Сейчас я
благодарен обеим этим организациям, что
они создал и такую крепкую и дружную
семью. Мы остановились в городе - Медоне.
Нашему сыну 21 год. Его зовут Борис-младший,
он учится в университете и в шахматы не
играет. В России был в возрасте полутора
лет, но по-русски говорит. Знает четыре
языка и вскоре планирует побывать на
родине отца. От первых двух браков у меня
дочь Татьяна, ей сейчас 41 год, и сын
Василий, ему 34 года. Они немножко играют
в шахматы, но не на серьезном уровне.
Шахматный талант по наследству не
передается, Я ответил на ваши вопросы?
По образованию вы журналист. По
специальности не работали?
Я немного занимался шахматной
журналистикой?
Не было желания написать книгу?
Книги у меня написаны, но не
опубликованы. Если Бог даст прожить еще
немного, то планирую издать книгу с
общей автобиографией, сыгранными
партиями и их анализом. На сегодня мной
написано две книги. Думаю; мое
журналистское образование позволит
выполнить задуманное и написать третью.
Юрии ХМЕЛЬНИЦКИЙ
“Самарское обозрение” №20 от 22.07.02 Информация
взята с сайта Шахматной
федерации Поволжья |