Рожденный в СССР

Став богатым человеком во Франции, гроссмейстер Борис Спасский до сих пор ностальгирует по социализму.

     Десятый чемпион Мира по шахматам Борис Спасский проездом посетил Самару. В 18 лет Спасский стал одним из сильнейших гроссмейстеров мира, чемпион Мира с 1969 по1972 год. По приглашению президента шахматной федерации Поволжья Вадима Ульянова он заехал в клуб “Ладья", где оставил запись в книге почетных гостей и дал интервью корреспонденту “Самарского обозрения”.

Вы сказали, что в Самаре раньше не бывали и ваши знания о ней ограничиваются теми общими сведениями, которые вам успели сообщить по дороге с вокзала. Почему же вы решили сюда приехать?
Почему, я и сам не знаю. Мы втроем совершаем путешествие по стране. Это уже повторное путешествие, первое было ровно год назад. Тогда мы проехали по Уралу, Дальнему Востоку, с заездом в Красноярск. Это, если так можно выразиться, наша русская миссия шахматной помощи.
Кто с вами?
Гроссмейстер Евгений Свешников, который прославил свой город Челябинск на весь мир и Юрий Балашов, известный своими спортивными успехами и пятилетней работой с Карповым. Это два крупнейших шахматных специалиста. И вот сейчас, когда вы знаете, в стране погром идет, страна продолжает катиться вниз, мы решили хоть что-то сделать для России.
С тех пор, как вы уехали во Францию, часто бываете в России?
Я начал приезжать в 1997 году.
А до этого вам был запрещен въезд?
Нет, не запрещен. Просто я чувствовал, как что-то готовиться против страны, и я боялся как бы прикасаться к этому.
Вы считаете эти перемены негативными? А вы не знаете, что в стране происходит?
Знаю. Но разные люди к этому относятся по- разному. Нет, ну простите, была вторая страна мира, а сейчас просто колония американская, на 500 - м месте в мире.
Вы говорите о шахматном мире?
Нет, о мире вообще. Меня волнуют не только шахматы.
Во Франции чем сейчас занимаетесь?
Шахматами, я профессионал.
В каком возрасте вы приобщились к шахматам?
Начал играть в пять лет, а в девять стал полупрофессионалом. Мы с мамой и младшей сестрой жили очень бедно. Белый хлеб я впервые попробовал в “Артеке”. Летом ездил в шахматный клуб на Кировских островах босиком – обуви не было.
Кто был вашим первым учителем?
Владимир Зак, воспитавший еще двух претендентов на мировую корону - Виктора Корчного и (почти через пятьдесят лет) Гату Камского. Он стал заниматься со мной дома, индивидуально. И так он всегда делал, если кого-нибудь с талантом видел. Он жил этим, загорался. Конечно, мог и ошибиться, но работал, и помногу - в ущерб себе, своей семье. Первый раз в жизни я был в Опере тоже с ним. Сделал он для меня тогда еще одно огромное дело - я стал получать стипендию. Материально это значило для нашей семьи неимоверно много, и мы смогли немного вздохнуть. За одно это я благодарен ему безмерно, и семье его и сейчас помогаю.
Вы сказали, что в девять лет стали полупрофессионалом. Что вы имеете ввиду?
В девять лет я пришел в Ленинградский дворец пионеров и очень быстро стал перворазрядником. А в 19 вошел в пятерку сильнейших шахматистов мира, это было на турнире претендентов в Амстердаме.
В 1969 году вы отобрали мировую шахматную корону у Тиграна Петросяна, вы смогли стать героем нашего времени, как другие чемпионы мира, скажем, до Вас Ботвинник и Петросян, а после Карпов и Каспаров.
Да, мой тренер, мудрый донской казак Игорь Бондаревский сказал мне после матча, что теперь я должен получить какую-то защиту вступить в коммунистическую партию, сменить Петросяна на посту главного редактора “64”, съездить на советско-китайскую границу на остров Даманский - там тогда стреляли, потом найти важных людей на самом верху, и тогда я буду в полном порядке. Но я ответил: “Нет, батя, это все не по мне”.
Почему вы проиграли Петросяну первый матч, кажется, уже тогда вы были сильнее?
В 1966 году я еще был нищим человеком, а у Петросяна - обширные связи, защита, капитал. Ко второму матчу я уже несколько поправил свои материальные дела: выиграв крупный турнир в Санта-Монике, получил баснословную для того времени сумму - 5 тысяч долларов, и мог расплатиться с тренерами, в общем, не умирал с голоду.
Разве гроссмейстеры тогда не были обеспеченными людьми?
Большинство - нет. И, прежде всего из-за Ботвинника - он, а вместе с ним и вся наша государственная машина пропагандировали, что шахматы - это не профессия. Отправляясь на соревнования, мы получали только суточные. Кое-какие льготы, правда, были. Ботвинник рассказывал, что после победы в крупнейшем довоенном турнире в Ноттингеме он получил участок, причем на соответствующей бумаге стояла подпись Берии. Затем, чтобы построить дачу, Ботвинник должен был ехать в Кандалакшу давать сеанс одновременной игры, и таким образом через директора предприятия он привез вагон стройматериалов.
Ваш взгляд на изменения, про исходящие в шахматном мире?
Полный бардак! Прежняя фидевская пирамида была хладнокровно разрушена. Не последнюю роль в этом разрушении сыграл и Каспаров. Действия Кирсана Илюмжинова по реформированию приведут к более глубокому падению уровня наших шахматистов. Раньше, при классической системе, чемпион три года царствовал. Я вот мечтал о чемпионстве, думал, что попаду в Кремль. Тогда у меня была идея создать шахматное кафе, куда любители игры могли приходить, съедать по маленькой яичнице и выпивать рюмку водки. Только была проблема с продуктами. Вот я и хотел заиметь блат в Кремле, чтобы оттуда выписывать хорошие продукты для игроков.
Как вы оцениваете сегодняшнюю расстановку сил на шахматном Олимпе?
Я высоко ставлю Каспарова и Карпова, который, возможно, даже выше по таланту, но Каспаров мне ближе по стилю - в позициях, где Гарри владеет инициативой, он великолепен. И конкурентов у него сегодня я не вижу. Ананд? Он, знаете ли, такой слишком солнечный, сияющий. Чтобы стать чемпионом мира, нужно быть немного варваром, у вас должен даже быть развит инстинкт убийцы. В профессиональном спорте это неизбежно.
Кто для вас был самым неудобным соперником?
Самым неудобным соперником для меня всегда был и остается Карпов. Он меня громил со страшным счетом. Мне всегда очень трудно играть, если я к человеку испытываю некоторое чувство брезгливости. К Анатолию Евгеньевичу я испытываю чувство некой неприязни. Этот психологический барьер я так и не смог преодолеть за свою спортивную карьеру. Подобное явление весьма распространено среди шахматистов. Я его называю комплексом Капабланки, страдавшего от подобного психологического дискомфорта.
Какие награды вы получали за свои успехи в Советском Союзе?
Самую большую правительственную награду - орден - мне вручили после победы над Ларсеном, который в то время считался непобедимым шахматистом. Призовой фонд той встречи был 250 долларов. За победу в 1969 году над Петросяном и титул чемпиона мира мне выдали премию 1000 рублей. До этого в 1965 году я получил медаль “За трудовую доблесть”, будучи студентом филологического факультета Ленинградского университета. Причем вручили ее одновременно с выговором деканата за то, что я играл на международном турнире и не участвовал в сельхозработах. Самым большим моим гонораром стали призовые матча с Фишером. Призовой фонд составил 250 тысяч долларов, и мне после поражения причиталось 100 тысяч. Если продолжать о титулах, то я еще являюсь почетным железнодорожником страны. Это звание мне присвоили в 1969 году потому, что долгие годы я защищал честь спортивного клуба “Локомотив”.
Борис Васильевич, говорят, вы хорошо отзываетесь о Фишере, поскольку он дважды дал вам возможность крупно заработать, особенно в 1992 году, когда призовой фонд вашего матча составлял 5 миллионов долларов.
Я тоже дал ему возможность заработать. Все-таки в 1972 году в Рейкьявике я был чемпионом мира, а не он.
Почему вы тогда не хлопнули дверью после демаршей Фишера в начале матча? Могли бы еще на три года остаться чемпионом.
Я дважды мог красиво уехать из Рейкьявика. На этом настаивал председатель спорткомитета Павлов. Но я полагал, что должен бороться.
Тем не менее у вас с ним (Фишером - В.С) сохранились хорошие отношения, вы даже назвали его “нашим профсоюзом”.
Он же никаких моральных норм не переступал. Больше того - заботился об условиях проведения матчей, о гонорарах, воевал с организаторами соревнований.
После 1972 года Фишер надолго исчез из поля зрения общественности. Вы поддерживали с ним отношения?
Иногда он мне звонил. А в 1992 году предложил сыграть матч.
А где Фишер находится сегодня?
В подполье, как обычно. По американским законам, если он вернется в США, то должен пойти в тюрьму на 10 лет и заплатить 250 тысяч долларов штрафа, поскольку проигнорировал запрет играть в Югославии. Ходят слухи, что он иногда играет в шахматы в Интернете.
Как вы относитесь к так называемым продвинутым шахматам, к использованию компьютера в игре?
Я могу сказать, что когда я недавно начал анализировать с одним игроком сложную позицию, и он использовал компьютерную программу, кажется, это была “Фритц-5”, то мне было очень интересно смотреть. Одно дело, когда шахматист анализирует партию, он сразу сосредотачивается на главном, смотрит, что ему нужно. Другое дело - компьютер. Очень сложно понять, как все это происходит у машины. Иногда компьютер делает сумасшедшие ходы, которые игроку и в голову не придут. Вот это, я думаю, очень интересно. Но что такое продвинутые шахматы? Разве бывают какие-нибудь задвинутые? Скорее, быстрые или медленные. Но для какой-то их классификации я уже, наверное, не подхожу.
Вы играете в шахматы с компьютером?
Я отказываюсь иметь дело с компьютером. Его создал человек, значит, у человека есть преимущества. Машина должна быть слугой.
Во времена вашей молодости интерес к шахматам в СССР был огромен и сравним разве что с интересом к футболу. Как вы оцениваете сегодняшнюю ситуацию?
Думаю, интерес к шахматам будет всегда. Если мы хотим развивать молодежь, то шахматы являются замечательным делом, поскольку помогают становлению личности, учат самостоятельно мыслить. Неслучайно - на какое-то время шахматы были запрещены в тоталитарном Китае, а в Иране - на 10 лет. По сравнению с другими играми, играми на уничтожение, в которых вы просто сокрушаете противника и на этом все кончается, шахматы просто гениальная вещь. Только в них есть понятие короля. Назовите другую игру, в которой есть нечто подобное. Ну, китайские шахматы, но в них играют не так много людей. Да и сам Китай сейчас пошел в сторону Запада и хочет покорить европейскую шахматную культуру. Так что, когда американцы прислали мне проект как их-то улучшенных шахмат - там играют трое или четверо - я сказал: “Извините, не имею права заниматься такими играми”.
Вы многих выдающихся шахматистов повидали на своем веку. Кто из них произвел на вас сильнейшее впечатление?
Кого-то одного не смогу назвать. В разное время - и Фишер, и Карпов, и Каспаров. А вот стиль Ботвинника на меня не производил впечатления. Мне просто скучно было его смотреть. Как личность моим кумиром был Пауль Керес. Он выглядел Гулливером в стране лилипутов. Скромный, высочайшей культуры человек, Пауль Петрович никогда себя не выпячивал, хотя сделал в шахматах чрезвычайно много.
Вас называют русским патриотом, умеренным националистом. Судя по всему, Францию вы не очень жалуете, если зовете ее Басурманией. Как вы себя там чувствуете и почему не вернетесь на родину?
Чувствую себя как в командировке, правда, с хорошими суточными. Я живу во Франции с 1976 года. Я не хотел повторять судьбу Алехина и Боголюбова, которых преждевременно сломала политическая система СССР. Но игрок я универсальный: имею двойное гражданство. Мой отъезд сопровождался рядом провокаций: проволочки с документами, ограбление квартиры перед отъездом, постоянные проверки на улице, личной жизни - у меня третья жена. Наше знакомство напоминает детективную историю. Моя будущая супруга работала в торговом представительстве Франции в Москве. Как однажды хорошо сказал Геллер, мне в тяжелый момент удалось спрятаться под французской юбкой. В Москве нам пришлось выдержать натиск нашей любознательной организации - КГБ, а во Франции местной - ДСТ (секретная полиция). Сейчас я благодарен обеим этим организациям, что они создал и такую крепкую и дружную семью. Мы остановились в городе - Медоне. Нашему сыну 21 год. Его зовут Борис-младший, он учится в университете и в шахматы не играет. В России был в возрасте полутора лет, но по-русски говорит. Знает четыре языка и вскоре планирует побывать на родине отца. От первых двух браков у меня дочь Татьяна, ей сейчас 41 год, и сын Василий, ему 34 года. Они немножко играют в шахматы, но не на серьезном уровне. Шахматный талант по наследству не передается, Я ответил на ваши вопросы?
По образованию вы журналист. По специальности не работали?
Я немного занимался шахматной журналистикой?
Не было желания написать книгу?
Книги у меня написаны, но не опубликованы. Если Бог даст прожить еще немного, то планирую издать книгу с общей автобиографией, сыгранными партиями и их анализом. На сегодня мной написано две книги. Думаю; мое журналистское образование позволит выполнить задуманное и написать третью.

Юрии ХМЕЛЬНИЦКИЙ
“Самарское обозрение” №20 от 22.07.02

Информация взята с сайта Шахматной федерации Поволжья

Hosted by uCoz